АКАДЕМИЯ ВОЕННЫХ НАУК РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Россия в войнах ХIХ–ХХ веков. Уроки и выводы

Рейтинг:   / 9

Подробности

Создано 01.01.2012 15:18

Автор: Гареев М.А.

Русско-японская война была очень плохо подготовлена во внешнеполитическом отношении. Большинство стран, в том числе США, Англия, Франция, открыто или тайно поддерживали Японию, помогали ей в строительстве кораблей, в оснащении их оружием, средствами связи. Не была обеспечена общественная, народная поддержка воюющей армии, внутри страны происходили восстания и волнения.

Если говорить о Первой мировой войне, то ни один историк до сих пор не может объяснить, за что воевала Россия в этой войне. Говорят, что за Черноморские проливы. Но еще в 1878 году в результате победы над турками русские войска стояли на западном берегу Босфора, на подступах к Константинополю. Но ушли оттуда по требованию Англии и Франции. В 1914 году наспех отмобилизованная русская армия предприняла наступление на Восточную Пруссию, чтобы помочь Франции, и в 1914–1915 годах имела серьезные неудачи.

При этом не учитывалось, что отмобилизование не завершается призывом военнослужащих из запаса. Оно предусматривает обязательную боевую подготовку и сколачивание отмобилизуемых соединений и частей.

Известно, в каком положении оказались наши войска в 1941 году, о чем будет сказано ниже.

При вводе войск в Афганистан поставили задачу «выполнять интернациональный долг». Как писал об этом генерал армии В. И. Варенников, предполагалось, что наши войска будут стоять в гарнизонах и в боевые действия не вмешиваться. Но практически невозможно было прийти в страну, где идет гражданская война, и остаться в стороне от нее.

По Чечне правительством РФ была поставлена задача «разоружить бандформирования», хотя предстояло вести боевые действия против хорошо вооруженных дудаевских войск. Причем в Чечне не вводилось даже военное или чрезвычайное положение. Все это и неопределенность в постановке задач ставили войска в крайне затруднительное правовое положение.

Американская система классификации войск, которую у нас начинают некритически перенимать, крайне уязвима с точки зрения существа дела. У них даже Корейская война 50-х годов, где с обеих сторон участвовали 2,5 миллиона человек, отнесена к конфликтам «средней интенсивности».

Но война и вооруженный конфликт – это не одно и то же, и не только по масштабам боевых действий. Были конфликты у озера Хасан в 1938 году, на Халхин-Голе в 1939-м, на острове Даманском в 1969-м, но наша страна не была в состоянии войны ни с Японией, ни с Китаем. Не все однозначно в этом отношении и в конфликте с Грузией в 2008 году. При умелых политико-дипломатических и информационных действиях его можно было бы не доводить до вооруженного столкновения. С учетом всего этого тем, кому положено, давно пора делать соответствующие выводы.

В Стратегии национальной безопасности РФ сказано, что Россия в деле обеспечения национальной безопасности придает приоритетное значение политико-дипломатическим, экономическим и информационным средствам. Различные государственные органы что-то делают в этом отношении. Но эти действия слабо координируются и поэтому не всегда достигают своей цели.

Кстати, некоторые специалисты, подвизающиеся на этой тематике, нередко изображают дело так, будто все эти невоенные средства обеспечения национальной безопасности изобретены чуть ли не сегодня. Хотя они в той или иной форме изощренно применялись с незапамятных времен. Но в современных условиях появились новые технологии (особенно информационные, психологические), которые расширяют масштабы и эффективность применения всякого рода средств воздействия на общественное сознание и других подрывных средств.

Дело особенно страдает из-за того, что не создаются благоприятные условия для обороны страны не только во внешнеполитическом, но и в морально-политическом отношении. Армия без народной поддержки может оказаться в таком же положении, как в период Русско-японской войны, и с точки зрения формирования оборонного сознания, идей защиты Отечества мы, к сожалению, уже приближаемся к тому, что было тогда. Этого нельзя допустить.

Второй вывод состоит в том, что опыт прошлых войн показал – решающее значение для обороны страны, успешного ведения войны имеет правильная оценка характера вооруженной борьбы будущего. Только исходя из этого можно осуществлять рациональное военное строительство, вооружить армию и флот современным оружием.

Если оглянуться на прошлое, то во всех войнах XIX – начала ХХ века Россия уступала противникам в уровне развития экономики, вооружения и техники.

В Крымской войне российский флот был еще парусным, а противники имели паровые корабли. Армия противника имела нарезное оружие с большой дальностью стрельбы, а русская армия воевала гладкоствольным оружием.

В Русско-японской войне российский флот уступал японскому по артиллерийскому вооружению, мощности боеприпасов. Не лучшим было положение и в Первой мировой войне, в ходе которой Россия находилась в экономической и технической зависимости от Франции и Англии.

Благодаря ускоренной индустриализации страны и культурной революции, осуществленной в годы советской власти, впервые в истории только во время Великой Отечественной войны наша армия с точки зрения качества вооружения была на равных с германской и превосходила японскую армию.

И военное строительство в наше время должно осуществляться не исходя из 10–12 отвлеченных «демократических» принципов (одинаковых и для Люксембурга, и для России), а именно исходя из того, какие войны нам могут быть навязаны и какие оборонные задачи придется решать.

Третий вывод состоит в том, что вооруженные силы отвечают своему назначению в том случае, если содержатся в боеспособном состоянии и в постоянной боевой готовности к выполнению поставленных им боевых задач.

Они создаются для ведения войны и все вопросы надо решать с точки зрения пригодности именно для этого.

Как известно, несмотря на грандиозные усилия по созданию оборонной промышленности и экономической мощи, энтузиазм народа по защите Отечества, наши Вооруженные Силы в начале Великой Отечественной войны понесли тяжелое поражение, мы по существу потеряли основной состав кадровой армии.

Причины неудач Красной армии в Великой Отечественной войне в 1941–1942 годах

Начальный период войны

Согласно официальной историографии начальный период Великой Отечественной войны охватывает период с начала войны и до середины июля 1941 года.

В военно-исторической литературе и воспоминаниях участников Великой Отечественной войны называется много различных причин наших неудач и поражений в начале войны. Основные из них сводятся к следующему:

а) неправильная оценка характера начального периода войны и недооценка стратегической обороны;

б) противник наносил главный удар на московском направлении, а главные усилия Красной армии были сосредоточены на киевском направлении;

в) недостаточная укомплектованность большинства соединений личным составом, вооружением и военной техникой, распыленность новых видов оружия (танков, самолетов) по многим соединениям, неотмобилизованность армии и флота до штатов военного времени;

г) просчеты в базировании ВВС и материальных запасов;

д) нерешенность вопросов стратегического управления Вооруженными Силами и др.

Все эти обстоятельства и причины сыграли свою негативную роль, но они не были главными, решающими. Например, на юге, где мы имели основные силы, а немцы меньшую часть сил, наши войска также потерпели поражение. Следовательно, дело не только в этом.

Главная причина неудач состояла в просчетах военно-политического руководства страны в оценке сроков нападения фашистской Германии на Советский Союз. Сталин не исключал возможности, что в 1941 году войны можно будет избежать и различными политическими маневрами оттянуть ее начало до 1942 года. Поэтому из-за опасения не спровоцировать войну войскам не ставилась задача на приведение в полную боевую готовность, войска приграничных округов не были заблаговременно приведены в боевую готовность и до начала нападения противника не заняли предназначенных оборонительных рубежей, позиций. Они оказались по существу на положении мирного времени и не смогли своевременно изготовиться к отражению агрессии. Это обстоятельство и породило многие просчеты и предопределило наши неудачи.

Но важно не только перечислить наши упущения, назвать причины неудач или объявить, кто в этом виноват, но и постараться понять, объективно разобраться: почему и под влиянием каких условий и факторов все это произошло. Только тогда можно сделать обоснованные выводы и извлечь из них должные уроки для наших дней.

А если внимательно взглянуть на события, происходившие накануне войны, не растворяясь в частностях, то глубинные истоки самих причин наших неудач коренятся и упираются в один главный вопрос – в раскрытие подлинного замысла Гитлера и прежде всего сроков его возможного нападения на СССР...

Это говорится не для оправдания ошибок. Оправдать все это невозможно. Просто обстановка накануне войны была значительно сложнее, чем это иногда изображается. Шли разведданные и документы не только о возможном нападении, но и о том, что это провокационные слухи, дезинформационные сведения...

Сталин внушал себе и своим подчиненным, что нападение может быть только после падения Англии, он полагал, что войну можно будет оттянуть до 1942 года, и все свои решения и действия подчинил этому соображению. Будучи уверенным, что все так и будет, поручил сделать сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года о том, что Пакт о ненападении с Германией будет соблюдаться. Потому, когда 22 июня 1941 года нападение свершилось, это для Сталина и всех других оказалось неожиданным, внезапным. Однако объективно внезапности не должно было быть, ибо имелись данные и возможности, чтобы ее не было. Но она, к сожалению, случилась. Как теперь объясняют, упомянутое выше сообщение ТАСС было сделано с целью военно-политического зондажа, но в таком случае специальным распоряжением следовало предупредить об этом командующих округами и флотами.

Советское политическое руководство, Наркомат обороны и Генштаб не смогли адекватно оценить сложившуюся обстановку и не приняли своевременных мер для приведения Вооруженных Сил в полную боевую готовность и исключения внезапности. Это была роковая ошибка. Этим все объясняется, отсюда проистекают все другие просчеты.

Когда в исторических трудах справедливо отмечают, например, что соединения и части не были доукомплектованы личным составом и техникой до штатов военного времени, новые образцы танков и самолетов распылены, а не направлены для формирования хотя бы нескольких боеспособных соединений, полевая и зенитная артиллерия оторвана от своих дивизий и отправлена на полигоны, о многих других подобных упущениях, то при отвлеченном подходе к этим вопросам в отрыве от конкретных условий, в которых подобные решения принимались, все это выглядит как сплошная, ничем не объяснимая глупость, безответственность и головотяпство.

Но ведь сознательно, специально заведомо глупых решений никто не искал. Все, как это нередко бывает и сегодня, хотели сделать как лучше.

Стремясь оттянуть начало войны и не спровоцировать ее, не предпринимали мобилизацию, поэтому остались неукомплектованными соединения. Раздали по 10–15 новых танков и самолетов вновь формируемым танковым и авиационным дивизиям, чтобы они хоть как-то могли начинать осваивать новую технику. И артиллерию вывели на полигоны, потому что сформировали много новых артиллерийских частей, а с приходом в Западную Белоруссию и Западную Украину они еще ни разу не стреляли. И многое другое делалось исходя из того, что время еще есть и для подготовки войск, и для возвращения артиллерии с полигонов, и т. д...

Часто говорят: где ответственность наркома, Генштаба, командующих войсками военных округов, командиров и штабов других звеньев? Эту ответственность с них снять нельзя. Сам Г. К. Жуков весьма остро говорил о своей ответственности. Но если вы хотите до конца понять, почему они так действовали, не надо забывать и о той обстановке, в которой им приходилось работать. Георгий Константинович пишет, что его постоянно мучила и сверлила мысль: не зашли ли мы слишком далеко с политикой предотвращения войны любой ценой, не будет ли упущено время для приведения Вооруженных Сил в боевую готовность? Но каждый раз, вспоминал он, успокаивал себя тем, что, видимо, Сталин, политическое руководство располагают такими данными, особыми, непостижимыми для него соображениями, которые ему до поры до времени не положено знать. Но, очевидно, в делах безопасности государства не может быть таких соображений, в которые не были бы посвящены министр обороны и начальник Генштаба.

Справедливости ради надо сказать, что накануне войны, особенно в мае-июне 1941 года, нарком обороны и начальник Генштаба неоднократно выходили с предложениями о приведении войск в боевую готовность, но все их предложения отвергались. Попытки командующих войсками военных округов что-либо сделать по своим решениям жестко пресекались.

Иногда называют главной причиной поражений репрессии и истребление лучшей части командиров в 1937–1938 годах. Конечно, они нанесли огромный ущерб и заслуживают осуждения. Но если бы вместо Жукова был Тухачевский, а вместо Павлова – Уборевич, мало что изменилось бы. Ибо заранее подготовившийся для нападения противник обрушил удар огромной силы по войскам, которые не изготовились для отражения этого удара. И предотвратить его можно было только на стратегическом уровне.

Реально в 1941 году военно-политическое руководство лишь к исходу 21 июня приняло решение, направленное на частичное приведение пяти приграничных военных округов в боевую готовность. Но Сталин все еще надеялся, что нападения не будет. Директива по существу не давала разрешения на ввод в действие плана прикрытия в полном объеме. В ней предписывалось «не поддаваться ни на какие провокационные действия». В пункте «а» директивы от 21 июня 1941 года сказано: «В течение ночи 22 июня 1941 года скрытно занять огневые точки укрепленных районов на государственной границе». А что делать полевым и всем другим войскам, производить или нет оперативное развертывание – об этом ничего не было сказано.

Если бы, как планировалось, в округа был направлен заранее установленный сигнал «Приступить к выполнению плана прикрытия 1941 года» или, как сделал нарком ВМФ, перейти на оперативную готовность № 1, то на оповещение войск ушло бы 25–30 минут. Но поскольку в округа была направлена директива, которая ограничивала приведение в действие оперативных планов (следовательно, во всех инстанциях ее нужно было расшифровывать и снова зашифровывать), то на оповещение и постановку задач ушло 3–5 часов, а многие соединения никаких распоряжений вообще не имели и сигналом боевой тревоги для них стали разрывы вражеских бомб и снарядов.

При том способе передачи распоряжений, который избрал Генштаб в ночь на 22 июня, даже командующие и штабы военных округов и армий не могли понять, что им нужно делать и как действовать...

В результате всех упущений и ошибок к началу войны войска оказались на положении мирного времени – в пунктах постоянной дислокации, в военных городках, лагерях, полевая и зенитная артиллерия – на полигонах. Большинство соединений уже в ходе боевых действий и под массированными ударами авиации и артиллерии противника начало выдвигаться к госгранице навстречу его наступающим танковым группировкам, не успев занять назначенные рубежи в приграничной зоне. Из 57 дивизий, предназначенных для прикрытия границы, только 14 расчетных дивизий, или 25 процентов выделенных сил и средств, успели занять назначенные районы обороны и то в основном на флангах советско-германского фронта.

Построение обороны было рассчитано лишь на прикрытие границы, а не на ведение оборонительной операции с целью отражения наступления превосходящих сил противника.

Вообще до войны недостаточно разрабатывались и осваивались формы и способы стратегической и оперативной обороны. Совершенно неправильно оценивались способы ведения операций в начальный период войны. Не была предусмотрена возможность перехода противника в наступление сразу всеми имеющимися заранее развернутыми группировками войск одновременно на всех стратегических направлениях...

Опыт начавшейся войны в Европе с применением ряда новых способов стратегических действий явно недооценивался.

Недооценка обороны и неправильная оценка изменившегося характера начального периода войны имели более тяжелые последствия, чем это иногда изображается в военной литературе.

Дело ведь не в формальном признании или непризнании обороны, а прежде всего в тех практических выводах и мероприятиях, которые из этого вытекают.

Во-первых, как показал опыт, следовало учитывать возможность внезапного нападения заранее отмобилизованного и изготовившегося к агрессии противника. А это требовало соответствующей системы боевой и мобилизационной готовности Вооруженных Сил, обеспечивающей их постоянную высокую готовность к отражению такого нападения, более решительного скрытого наращивания боевой готовности войск.

Во-вторых, признание возможности внезапного нападения противника означало, что приграничные военные округа должны иметь тщательно разработанные планы отражения вторжения противника, то есть планы оборонительных операций, так как отражение наступления превосходящих сил противника невозможно осуществить мимоходом, просто как промежуточную задачу. Для этого требуется ведение целого ряда длительных ожесточенных оборонительных сражений и операций. Если бы эти вопросы теоретически и практически были разработаны и такие планы были, то в соответствии с ними по-другому, а именно – с учетом оборонительных задач располагались бы группировки сил и средств этих округов, по-иному строилось бы управление и осуществлялось эшелонирование материальных запасов и других мобилизационных ресурсов.

Готовность к отражению агрессии требовала также, чтобы были не только разработаны планы оборонительных операций, но и в полном объеме подготовлены эти операции, в том числе в материально-техническом и инженерном отношениях, чтобы они были освоены командирами и штабами. Совершенно очевидно, что в случае внезапного нападения противника не остается времени на подготовку таких операций. Но этого не было сделано в приграничных военных округах. В теории и практике оперативной подготовки в штабах и академиях оборона отрабатывалась далеко не так, как пришлось ее вести в 1941–1942 годах, а как вид боевых действий, к которому прибегают на непродолжительное время и на второстепенных направлениях с тем, чтобы отразить нападение противника в короткие сроки и самим перейти в наступление. Из этих ошибочных позиций исходили и при постановке задач войскам накануне и в начале войны.

Идея непременного перенесения войны в самом ее начале на территорию противника (причем идея, не обоснованная ни научно, ни анализом конкретной обстановки, ни оперативными расчетами) настолько увлекла некоторых руководящих военных работников, что возможность ведения военных действий на своей территории практически исключалась. Все это отрицательно сказалось на подготовке не только обороны, но и в целом театров военных действий в глубине своей территории.

На вновь присоединенных территориях требовалось построить новые сети аэродромов, большое количество дорог, мостов, осуществить наращивание линий и узлов связи. Однако необходимых сил и средств для этого не было.

Медленно шло создание оборонительных сооружений. УРы на старой госгранице были частично демонтированы, из дотов снято артиллерийское вооружение. Строительство долговременных сооружений на новой границе еще не было закончено, система обороны в новых УРах не организована, между укрепленными районами оставались промежутки до 50–60 километров.

Занятие обороны дивизиями первого эшелона предусматривалось только вдоль госграницы, вариант занятия обороны в глубине не рассматривался, хотя было ясно, что в случае внезапного нападения противника стрелковые дивизии не смогут успеть выйти к позициям у госграницы…

Главное командование советских Вооруженных Сил, Генеральный штаб, не получая достоверных данных об обстановке и не зная подлинного положения дел на фронте, отдавали войскам нереальные распоряжения, не соответствующие сложившимся условиям.

Большинство резервных и вновь сформированных дивизий разрозненно направлялись к линии фронта. Вторые эшелоны использовались, как правило, для контрударов и контратак, хотя в ряде случаев было бы целесообразнее занимать выгодные рубежи и огнем с места отражать нападение противника. Контрудары механизированных корпусов и других соединений позволили на некоторых участках фронта задержать и даже серьезно потрепать немецко-фашистские войска, особенно в полосе Юго-Западного фронта. Но эти контрудары плохо готовились и проводились без надежной артиллерийской, авиационной поддержки и без прикрытия с воздуха, вследствие чего они не достигали своих целей в полной мере.

В условиях, когда устойчивость стратегической обороны была нарушена и образовались опасные прорывы крупных группировок противника на большую глубину, наиболее целесообразным было заблаговременно готовить оборону на рубеже рек Западная Двина и Днепр, отводя войска и подтягивая на этот рубеж резервы. Но такие решения своевременно не были приняты. Стремясь любой ценой удержать каждый рубеж и не допустить отхода, войска ставились в еще более тяжелое положение, что вынуждало их к дальнейшему отступлению.

Некоторые эшелоны с пополнением, команды отмобилизованных военнослужащих не смогли прибыть к местам назначения и попадали в расположение противника. В итоге потери за 1941 год убитыми, пленными и без вести пропавшими составили около трех миллионов человек...

Большие изъяны были допущены в организации управления Вооруженными Силами на военное время. Отрицательно сказывалась разобщенность наркоматов обороны и ВМФ. Неправильным было отношение к Генеральному штабу как основному органу оперативного управления Вооруженными Силами.

Даже после преобразования Штаба РККА в Генштаб в 1935 году из его ведения были изъяты вопросы формирования военно-технической политики, оргструктуры и комплектования Вооруженных Сил. В частности, организационно-мобилизационными вопросами ведало управление, подчиненное зам. наркома Е. А. Щаденко. Это привело к недостаточной согласованности мероприятий по этим видам деятельности и решению их другими ведомствами Наркомата обороны в отрыве от оперативно-стратегических задач.

Главное разведывательное управление РККА начальнику Генштаба не подчинялось (начальник ГРУ был заместителем наркома обороны), фактически же оно подчинялось самому Сталину. Очевидно, что Генштаб не мог полноценно решать вопрос стратегического применения Вооруженных Сил без своего разведоргана.

В Наркомате обороны не было единого органа управления тылом, службы снабжения подчинялись наркому и различным его заместителям.

Всю систему управления Вооруженными Силами лихорадила чехарда с непрерывными перестановками руководящего состава в Центральном аппарате и военных округах. Так, за пять предвоенных лет сменились четыре начальника Генштаба. За полтора года перед войной пять раз (в среднем через каждые 3–4 месяца) сменились начальники управления ПВО, с 1936 по 1940 год сменились пять начальников разведывательного управления и др. Поэтому большинство должностных лиц не успевали освоить свои обязанности, связанные с выполнением большого круга сложных задач перед войной.

Не был продуман даже такой вопрос: кто будет Главнокомандующим Вооруженными Силами во время войны? Первоначально предполагалось, что им должен быть нарком обороны. Но уже с самого начала войны эти функции взял на себя Сталин. До сих пор трудно понять, почему еще до войны не были подготовлены защищенные пункты управления для Главнокомандования, Генштаба и фронтов. Всю работу Главнокомандования, Наркомата обороны и Генштаба пришлось на ходу и экспромтом перестраивать применительно к военному времени. Все это не могло не сказаться отрицательно на управлении действующей армией и обеспечивающими ее органами.

Слабость стратегического руководства фронтами в начале войны пытались компенсировать созданием в июле 1941 года главкоматов северо-западного, западного и юго-западного направлений, но это еще больше усложнило управление войсками и от них вскоре пришлось отказаться.

Во всех звеньях слабо была организована связь, особенно радиосвязь. В последующем это привело к тому, что проводная связь во фронтах, армиях, дивизиях была нарушена противником в первые же часы войны, что в ряде случаев привело к потере управления войсками…

Военные действия в 1942 году

Если рассматривать события в рамках не только начального, но и всего первого периода войны (до 18 ноября 1942 года), то, конечно, в последующем некоторые ошибки 1941 года были учтены, но все уроки в полной мере не были извлечены. Это прежде всего относится к оценке замысла действий противника...

После поражения под Москвой фашистское командование в 1942 году уже не могло наступать одновременно на всех направлениях. Главный удар оно решило нанести на южном направлении.

Для сложившейся в то время обстановки такое решение для германского командования было, видимо, наиболее рациональным. Но фашистские войска не смогли бы продвинуться так далеко и дойти до Волги, если бы не крупные ошибки советского командования в оценке направления возможного удара противника, непоследовательность и нерешительность в выборе способа действий, когда, с одной стороны, в принципе предполагалось перейти к стратегической обороне, а с другой – предпринимался ряд неподготовленных и необеспеченных материально наступательных операций, что привело к распылению сил. Наша армия оказалась не подготовленной ни к обороне, ни к наступлению.

Как это ни странно, но войска снова оказались в таком же неопределенном положении, как в 1941 году. И в 1942-м, несмотря на поражения 1941-го, идеологизированный культ наступательной доктрины настолько продолжал давить, недооценка обороны, ее ложное понимание настолько глубоко укоренились в сознании советского командования, что ее стеснялись как чего-то недостойного Красной армии и не решались в полном объеме применять.

Интересы объективного исследования опыта войны требуют также более критической оценки оборонительных сражений и операций на подступах к Сталинграду в июле-августе 1942 года.

Главное состоит в том, что советское командование не планировало и не ставило задачу войскам остановить наступающего противника только после отхода к Волге. Оно неоднократно требовало остановить противника на ряде рубежей еще на дальних подступах к Сталинграду. Но несмотря на подачу большого количества резервов, на мужество и массовый героизм многих офицеров и солдат, умелые действия ряда соединений и частей, этого не удалось добиться. И чтобы наступил психологический перелом в войсках, нужна была серьезная встряска. И в этом отношении свою в целом положительную роль сыграл приказ наркома обороны № 227, дававший острую и правдивую оценку обстановки и пронизанный главным требованием: «Ни шагу назад!». Это был очень суровый и до предела жесткий документ, но вынужденный и необходимый в сложившихся тогда условиях.

Главная же причина неудач ряда оборонительных сражений на подступах к Сталинграду, продиктовавшая и необходимость сверхжестких мер, состояла в том, что в деле организации стратегической обороны советское командование повторяло ошибки 1941 года.

После каждого крупного прорыва германской армии вместо трезвой оценки обстановки и принятия решения на оборону на том или ином выгодном рубеже, куда с боями отходили бы отступающие войска и заблаговременно подтягивались свежие соединения из глубины, отдавались приказы любой ценой удерживать занимаемые рубежи (даже когда это было невозможно), резервные соединения и поступающее пополнение с ходу отправлялись в бой, как правило, для нанесения плохо подготовленных контратак и контрударов. Поэтому противник получил возможность бить их по частям, а советские войска лишались возможности должным образом закрепиться и организовать оборону на новых рубежах.

Излишне нервозная реакция на каждое отступление еще больше усугубляла и без того тяжелую, сложную обстановку и обрекала войска на новые отступления…

Постановка нереальных задач, назначение сроков начала боевых действий и операций без учета минимально необходимого времени для подготовки к их проведению давали о себе знать и при нанесении многих контратак и контрударов в ходе оборонительных операций. Например, 3 сентября в связи с тяжелым положением в полосе Сталинградского фронта Сталин направил представителю Ставки ВГК телеграмму: «Потребуйте от командующего войсками, стоящего к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам». Таких телеграмм и требований было множество. Человеку, хоть немного смыслящему в военном деле, нетрудно понять их абсурдность: как могут войска без минимальной подготовки и организации взять и «ударить» и перейти в наступление. Активность обороны имела большое значение для изматывания противника, срыва и задержки его наступательных действий.

Но контрудары могли быть эффективнее при более тщательной подготовке и материальном обеспечении.

В ходе оборонительных сражений на подступах к Сталинграду крайне слабой была противовоздушная оборона и поэтому приходилось действовать в условиях значительного превосходства авиации противника, что особенно затрудняло маневр войсками. Оставалась еще несовершенной организация противотанковой обороны. Она во многом носила очаговый и разрозненный характер.

Если в начале войны сказывалась и неопытность кадров, то после больших потерь в 1941-м и весной 1942 года проблема кадров стояла еще более остро, хотя немало было командиров, которые успели закалиться и приобрести боевой опыт.

Было допущено немало ошибок, упущений и даже случаев преступной безответственности со стороны командующих фронтами, армиями, командиров соединений и частей. В своей совокупности они тоже серьезно осложняли обстановку, но не имели столь решающего значения, как просчеты, допущенные Ставкой ВГК. Не говоря уже о том, что слишком частая смена командующих, командиров (только в июле-августе 1942 года сменились три командующих Сталинградским фронтом) не позволяла им освоиться с обстановкой...

Выводы и уроки для современных условий

Во-первых, главной основой в обороноспособности страны являются экономика и оборонная промышленность. Когда такая основа есть, даже после таких потрясений, как в 1941 году, можно воссоздать Вооруженные Силы и защитить свою страну. Однако в действующей Концепции национальной безопасности и Военной доктрине Российской Федерации не поставлена задача по созданию экономических основ обороны, и в это упираются многие проблемы.

Во-вторых, в Законе об обороне и других основополагающих документах должна быть четко определена задача по созданию благоприятных внешнеполитических условий для обороны страны и действий Вооруженных Сил. При всех упущениях и недостатках в деятельности руководства нашей страны накануне и в начале войны оно все же в конце концов добилось создания мощной антигитлеровской коалиции и ряд западных стран вопреки своим первоначальным устремлениям оказался на нашей стороне...

Вопрос о союзниках и потенциальных противниках встает для современной России особенно остро.

В-третьих, для военной науки и военного искусства наиболее важной и трудной задачей всегда было предвидение характера вооруженной борьбы будущего. В 1941 году не удалось разглядеть в корне изменившийся характер начального периода войны.

Этому мешал зашоренный взгляд на развивающуюся обстановку через призму принятых в тот период идеологических установок, не учитывающих того обстоятельства, что противник будет стремиться навязывать другие неожиданные варианты действий. Сегодня мы в принципе правильно ориентируемся на первоочередную готовность к локальным войнам и конфликтам. Но если при этом под предлогом, что у нас нет возможностей, упустить подготовку Вооруженных Сил к крупномасштабным войнам, мы можем попасть в еще более тяжелое положение, чем в 1941 году. Как показывает опыт, нельзя по произволу сокращать оборонные задачи. Иначе их поставит противник.

В-четвертых, о боевой готовности и боеспособности войск (сил), о готовности к отражению первого стратегического удара противника.

Накануне войны в 1941 году подготовленность страны в целом к обороне и боеспособность Вооруженных Сил были значительно выше, чем их боевая готовность. Поэтому всю мощь государства и армии в полной мере не удалось реализовать. У нас и сегодня в энциклопедиях и учебниках бытует определение, включающее в понятие боевой готовности и моральный дух, и обученность личного состава, и все другие вопросы. Но боеспособность и боевая готовность войск (сил) – это не одно и то же. Боеспособность – это степень их вооруженности, укомплектованности, рациональной организации и управления, обученности и морального состояния личного состава. Боевая готовность – способность немедленно приступить к выполнению боевых задач и с максимальной полнотой реализовать свои возможности.

В современных условиях значение своевременного приведения армии и флота в боевую готовность многократно возрастает. Ибо агрессор выбирает время нападения и заранее изготавливается для удара, а для страны, подвергшейся нападению, еще требуется время для приведения вооруженных сил в готовность для отражения агрессии или антитеррористических действий.

Но система специальных мероприятий по поддержанию постоянной боевой готовности войск, кроме, может быть, стратегических ядерных сил, у нас явно недооценивалась, недооценивается и сегодня...

Но настораживает то, что одновременно вводится порядок, который предусматривает, что все солдаты и сержанты в субботу и воскресенье чуть ли не в принудительном порядке должны уходить в увольнение. Не случайно Гитлер осуществил нападение на нашу страну в воскресный день и во многом застал наши войска врасплох...

Настало время по достоинству оценить решающее значение не только начального периода войны, но и прежде всего первого стратегического удара. Хорошо известно, в какое тяжелейшее положение попала наша армия в первые месяцы войны. Не случайно еще в мае 1941 года Г. К. Жуков предлагал упреждающим ударом сорвать развертывание и готовившееся нападение германской армии...

И сегодня в деле борьбы с терроризмом руководители ряда стран все больше говорят о необходимости упреждающих, превентивных ударов.

С учетом всего этого, как показывает опыт войн в районе Персидского залива, в Югославии, Афганистане, Ираке, противостоять первому массированному удару, ориентируясь только на ответные действия, невозможно. Формально оборонительный характер военной доктрины исключает возможность первыми начинать военные действия. Но это не значит, что при нападении противника мы всегда должны ориентироваться только на ответные оборонительные действия.

При хорошо поставленной разведке, установив приготовления противника к нападению, можно заранее привести в боевую готовность ударные средства и буквально с первых минут действий нанести ответно-встречные удары по его ракетным, авиационным и морским дальнобойным средствам. Построение и организация такой операции имеют много особенностей и их нужно разрабатывать и осваивать применительно к современным условиям…